Время без времен когда-нибудь придет и нас из нашей жизни насильно уведет.
Что же так кроет-то адски.
Нет ни злобы, ни вездесущего раздражения, ни обиды на кого бы то ни было.
Просто кроет, липкий темный сгусток засел под ключицей и постепенно проникает во все клетки. И черт бы с этим, но ведь отвлекает, ноет, не затихая.
Возможно причиной послужило отсутствие эмоциональной разрядки практически за весь последний год.
Ни срывов, ни повышенного тона, крика, слёз, разборок, жалоб. Только нескончаемый поток чужих, пустых, придуманных проблем. Тех, что люди любят создавать, возвеличивать от банальной скуки. И травят, травят себя и других.
Теперь в растерянности.
Книги, сериалы, музыка - все, что раньше служило панацеей теперь бесполезно. Видать выработалась своего рода резистентность.
кто нас сделал такими тяжелыми, даже плачется чем-то твёрдым,
словно длинные грифы замкнуло одним аккордом,
словно умер в пути и едешь, и едешь мёртвым,
не смыкаешь очей
отсоединили контакт, и огонь, что был зрим и вещен
и пронизывал кровь, пейзажи, детей и женщин,
разложился на циклы пикселей, знаков, трещин,
а совсем не лучей
эта боль так стара, что определяет мимику, взгляд и почерк,
ледяным металлическим наливается возле почек,
и кто там вокруг ни бегает, ни хлопочет -
ты повсюду ничей (с)
Нет ни злобы, ни вездесущего раздражения, ни обиды на кого бы то ни было.
Просто кроет, липкий темный сгусток засел под ключицей и постепенно проникает во все клетки. И черт бы с этим, но ведь отвлекает, ноет, не затихая.
Возможно причиной послужило отсутствие эмоциональной разрядки практически за весь последний год.
Ни срывов, ни повышенного тона, крика, слёз, разборок, жалоб. Только нескончаемый поток чужих, пустых, придуманных проблем. Тех, что люди любят создавать, возвеличивать от банальной скуки. И травят, травят себя и других.
Теперь в растерянности.
Книги, сериалы, музыка - все, что раньше служило панацеей теперь бесполезно. Видать выработалась своего рода резистентность.
кто нас сделал такими тяжелыми, даже плачется чем-то твёрдым,
словно длинные грифы замкнуло одним аккордом,
словно умер в пути и едешь, и едешь мёртвым,
не смыкаешь очей
отсоединили контакт, и огонь, что был зрим и вещен
и пронизывал кровь, пейзажи, детей и женщин,
разложился на циклы пикселей, знаков, трещин,
а совсем не лучей
эта боль так стара, что определяет мимику, взгляд и почерк,
ледяным металлическим наливается возле почек,
и кто там вокруг ни бегает, ни хлопочет -
ты повсюду ничей (с)